В паутине чужих миров. Рождение бога - Страница 30

– Афродиту? Афродиту! Ох-хо-хо-ха-ха-ха! – внезапно затряслось от неудержимого приступа веселья могучее тело.

– Кха! Кха! – закаркали, задыхаясь от душившего их смеха, сидящие на плечах Одина вороны.

– Афродиту! Кто ж не знает эту б… богиню! Неужели для того, чтобы хоть немного подпитаться энергией, она начала заманивать в свою постель смертных? Ну, ты меня насмешил, Странник! Как твоё имя?

Сказать ему имя, что мне дали полинезийцы – Оеха? Право, не знаю. Опять будет по-шутовски выглядеть, решит, что я скоморох какой-либо…

– Олег, – громко произнёс я своё настоящее имя.

– Олег? – заметно удивился мой собеседник.

– Олег, – я решительно подтвердил сказанное ранее.

– Но это имя наше, северное.

Один, повернув голову, что-то сказал на незнакомом мне языке воронам, а те, в свою очередь, изумлённо закаркали.

– Когда-то я помог одному конунгу с таким именем, и он прибил свой щит на ворота самого знаменитого в то время города в мире.

Что-то подобное я слышал. Наверное, ещё в школе. Но, несмотря на все усилия, не смог вспомнить ту историю, на которую намекнул северный бог.

– Однако я вижу над твоей головой хорошо видимый знак креста, – подозрительно, прищурившись, вновь заговорил Один, – а рядом начинает слабо просвечиваться знак Тангароа.

Я услышал скрытую угрозу в его голосе и постарался ответить как можно мягче:

– Это так, великий Один. Я жил в тех местах, где почитают этого бога, а потом меня призвал Тангароа.

– Он не зря тебя позвал, – задумчиво вновь заговорил Один, – происходит что-то на редкость странное. Мои глаза и уши – вороны Хугин и Мунин – летают по всем мирам людей и пересказывают всё, что видят и слышат. И хочу тебе сказать, что многие их рассказы мне очень не нравятся. В том мире, в котором ты находился, начали происходить очень непонятные вещи. Тангароа включил тебя в игру богов по той простой причине, что появилась некая третья сила, не принадлежащая ни к миру людей, ни к миру богов. Всё начало выходить из-под контроля и последствия каждого поступка перестали быть предсказуемыми. Это очень опасно, Олег! Поэтому-то я решил помочь Тангароа. Он очень рискует, этот южный бог, но я согласился разделить с ним риск. Уж слишком веские есть для такого решения причины. Да и попасть из моего мира в обречённые миры намного легче, чем из мира Тангароа.

Ну и хитрец всё-таки Тангароа! Скорее всего, судя по тому, что сейчас сказал Один, другим богам будет легко определить, откуда я отправлюсь в путь. Переход в другой мир, наверное, похож на запуск ракеты, которая оставляет след. Таким образом Один не просто поможет мне, а продемонстрирует свою готовность поддержать Тангароа. Вот не ожидал, что и в столь тонких сферах вовсю процветает хитроумная дипломатия.

– Садись, поговорим, – властно распорядился северный бог.

За моей спиной затрещал и застонал лёд. Я оглянулся. Множество маленьких льдинок, поддерживая друг друга, двигались, поднимаясь вверх. В несколько секунд, соединившись в одно целое, они образовали кресло. Правда, на вид намного более скромное, чем трон Одина. Когда лёд окончательно приобрёл форму и перестал двигаться, я сел в сверкающее кресло, состоящее из застывшего льда. К моему удивлению замёрзшая вода не обожгла холодом моё голоё тело. Наоборот, усаживаясь, я коснулся чего-то мягкого и тёплого.

– Прежде, чем уйти, выслушай мою историю, Странник! Может, она как-то поможет тебе в будущем.

Общаясь с Тангароа и Вхиро, я уже понял, что боги являются по-своему очень одинокими существами и каждый из них, встречаясь со мной и обнаружив, что я вижу и слышу их, не упускал возможности поговорить.

– Я родился очень далеко отсюда, под лучами такой далёкой звезды, что её и не видно из этих мест в самые совершенные приборы. В одной сказочно красивой долине, окружённой со всех сторон горами, я рос вместе со своими друзьями – Тором и Локки. Локки в то время был совсем другим, чем тем, кем он стал позже. Я никогда бы не поверил, что Локки создаст чудовищного волка Фенрира для того, чтобы тот напал на меня во время последней битвы… В те времена мы были друзьями. Однако детство наше было безрадостным. Несмотря на всю красоту природы, на огромные цветы и деревья, с листвой мягкой, как шёлк, моя память хранит о первых годах прожитой жизни, в основном, только тягостные воспоминания. Мы росли в страхе и боялись каждой тени. С первых слов матери я прежде, чем научился говорить, понял, что мы, люди – ничто. Мы были рабами хозяев, стадом, которому позволяли жить и размножаться. В той части долины, где я родился, господствовали дрорхи – свирепые существа, похожие на чудовищ из кошмарного сна. Соседние местности принадлежали другим монстрам, и везде люди служили рабами или пищей самым причудливым созданиям. Каждый наш шаг с самого раннего детства был со всех сторон окружён всевозможными запретами и табу. Нам запрещали практически всё, разрешалось только жить, а если говорить точнее, то просто выживать. Основные запреты касались пищи, а в особенности дичи, которой почти не осталось на единственном маленьком материке, затерянном среди огромного океана. Нам не разрешалось ловить и есть животных крупнее земной мыши. Всё мясо, которое я употреблял в детстве, принадлежало или мелким грызунам, или местным ящерицам, которых с каждым годом становилось всё меньше и меньше. Для того, чтобы мы не переступили запрет, за нами постоянно следили хитроумные приборы дрорхов в виде больших человеческих глаз, которые всюду висели в воздухе и контролировали каждый наш шаг.

Тот мир, о котором начал мне рассказывать Один, порядочно напугал меня, стоило только представить такую ситуацию. Я уже привык к той основной мысли нашей цивилизации, что человек – царь и бог, победитель, которому всё дозволено. А Один сейчас нарисовал передо мной совсем другую возможность развития, другую реальность, в которой людям, как у нас животным, было уделено подчинённое положение. К тому же ещё одна деталь в его рассказе сразу привлекла моё внимание. Один легко и непринуждённо признался, что изначально все северные боги имели человеческое происхождение.